Большой Мартын – место для рыбака

Большой Мартын – место для рыбака

Два Мартына

Этот путь к двум озерам-“братьям” мне знаком. Горячая от весеннего солнца дорога выводит нас к первому – Большому Мартыну, к землянке, что выстроена на месте погоревших рыбацких избушек. Говорят, жгли их солдаты с полигона, который находился где-то у соседнего озера Чуркан. Весь этот район был когда-то запретной зоной, как и большинство красивейших мест нашей страны. Мол, потому и жгли дома, что не велено. Но, может быть, просто пьяная бесшабашная рука губила жилье?

Большой Мартин вытянут, окаймлен сосновым бором и зарослями берегового камыша. Летом он по береговой линии зарастает кувшинками. И по самой середине этого действительно большого, но мелкого озера протянется полоса лопушника. Здесь самые щучьи места. Помнится, на жерлицы-рогатки ставил отец в свое время миллиметровую леску, а за неимением таковой – двойную 0,8 мм. Еще вспоминаю, как однажды, воткнув сосновый шест с жерлицей, я через какое-то время его на этом месте не обнаружил. Только илистая муть оседала по кромке кувшинок. Шест ли был хлипким, неглубоко загнанным в дно или щука крупна неимоверно, кто его знает?

Брал здесь и сильный горбатый окунек, наваристый и сладкий в ухе. Утром тихонько оттолкнешь тяжелый плот от низкого берега и поплывешь беззвучно в тумане, нащупывая шестом илистое дно. Озеро дышит ночным теплом, звонко отдается по тихой воде несмелое “ку-ку, ку-ку. ” Потом кукушка, видимо, спохватывается и, как-то смешно всхлипнув, снимается, улетает в сосняк и уже там кукует сильно, не стесняясь нарушить тишину.

За плотом на неподвижной глади остается едва заметная дорожка среди раздвинутой осыпавшейся поденки. Тихонько заплывешь в кувшинки, не торопясь выбирая оконце. Вот это пойдет. Почему-то приглянулось именно оно. Может быть, только тем, что красиво лег на него алый зоревой блик и поплавку удобно и таинственно краснеть лаковой верхушкой на его зеркальном овале. Подбрасываешь негромко червяка под светящийся бутон кувшинки. Дрогнув, поплавок исчезает, и видишь его уже под водой, уходящим в сторону лопушника. С бульканьем выпрыгивает из воды торопливый растопырившийся окунь, и ты его, теплого, осторожно ловишь задрожавшей ладонью. А там и глянет из-за кромки сосняка загоревшийся красный глазок, так и начнется день.

Поселились в свое время на Большом Мартыне два старика-ворчуна. Еще мальчишкой встречал я их на озере. Умели они ловить здесь на удочку крупных линей, которые очень редко попадались на крючок другим рыболовам. И были у стариков свои плоты, легкие, с “сиделкой”, веслом и шестом. Выходили они на своих плотах к приваженным линевым местам. Вставали в самую траву, к окошкам среди кувшинок, где у них на расчищенное дно был высыпан песок. С этих чистин в траве и привык брать насадку красноглазый сонный линь. Тихо коротали дни старики на озере и так же тихо, незаметно ушли с него. Видимо, пришел их час.

Когда-то не надо было забираться далеко от озера в поисках грибов – прямо с тропинки проглядывались коричневые хрусткие шапки боровиков. А спустишься от Большого Мартына к Подмартыннику – зарастающему травой маленькому озерцу, – нарежешь красноголовиков-крепышей, сколько на еду и запас требуется. Ягоду не собирали для еды, а просто падали тут же, на бугре, у озера в черничник и, ленясь от жары, брали ее губами с куста.

Жили мы так однажды на Большом Мартыне целый месяц. Как раз подошли отпуска у родителей, а у меня – каникулы. Перво-наперво вымела мама нашу полянку-бугор начисто, хоть сапоги снимай. Отец настелил лапника, сухой травы, а сверху поставил натянутую до звона палатку, для верности прикрытую полиэтиленовой пленкой. Окопал ее. Дом готов. Сделали и очаг, а рядом – временный навес на случай дождя, чтобы сумерничать у костра, когда не спится. Привез отец и кошку. Без нее какое жилье? Звали ее просто – Суслик. Уж не знаю почему, но прилипло к ней – Суслик и Суслик, к кошке-то.

Так и зажили. Мы с отцом рыбу ловили с плотов и самодельной лодки. Сделана была эта лодка из дополнительного бака для горючего от “Миг-17”. Сбрасывали баки по мере их опорожнения, а самолеты пролетали по ночам к Чуркану. Бомбить мишени.

Наша лодка-бак была из прессованного, пропитанного чем-то картона и совершенно неустойчива. Этакий сигарообразный перевертыш. Для устойчивости привязывали мы к ней два бревнышка-балансира, и бежала она под байдарочным веслом резвее самого легкого плота.

Вскоре на рыбу не хотел смотреть даже Суслик. Приедались и грибы, и компоты, и варенье, которые тут же на углях готовила мама. Тогда отец садился на мотоцикл и уезжал в город. Ждали мы его. Суслик вечерами уходил (уходила) на берег озера, садился на плот и долго смотрел на закат. В самую полночь, бывало, застучит движок мотоцикла, далеко еще, где-то на буграх, – отец ехал. Суслик в один миг взлетал не дерево, а мы выходили из палатки и ждали у костра, подкидывая для света сухое смолье. Вынырнет из-за поворота “Иж-49”, весь увешанный болотными водорослями, валко и неуверенно юля по песку, а на нем отец улыбается устало. В заплечном мешке перекатываются буханки хлеба, конфеты, колбаса по талонам в обнимку с килькой в томате. Городские подарки.

Много бед выпало Большому Мартыну. Рвали его тело взрывчаткой, травили вокруг какого-то жука или комара, после чего жуки и комары плодились и здравствовали, но поймать крупного красноперего горбача стало удачей.

До Малого Мартына отсюда не более двух километров. По пути к озеру взгляду открывается большая вырубка. Эта неестественная залысина, скорее всего, причиняет вред лесу, нарушает его привычную жизнь. По краю вырубки стоит избушка-зимовье из свежих сосен, где, наверное, и жили лесорубы.

Мы собираем на открытых теперь буграх, прогретых солнцем, хрустящие под ножом строчки, которые не уступают по крепости белым грибам. Сходны они с боровиками и темно-коричневыми шляпками. Вот только у строчков они сбились в кокетливые завитушки.

Малый Мартын круглый, как блюдце. Он меньше своего названного брата раза в три-четыре, но глубже несравненно. Отличается он и светлой по-речному водой. Дно его покрыто мягким слоем ила. Ставя здесь жерлицы, приходилось вырубать очень длинные шесты-тычки, которые так долго уходили в илистую подушку, что казалось невозможным достать твердое дно.

Озеро окружено большей частью лиственным лесом с сосновыми буграми-чистинами, где нередко варят уху и звенят стопками рыбачки. Эти прогалы светло смотрят в озерную гладь и в обложную непогоду радуют взор затосковавшего одинокого чудака-рыболова. Глядит он в эти прогалы, и кажется, наверное, ему, что вот-вот и солнышко пробьется сквозь мутную небесную рвань. Но дождь все так же монотонно и мелко сеется на темную воду, и уже начинают рыболова одолевать сомнения: а бывают ли в этом влажном озерном мире, пахнущем теплой водой, ясные дни? Но к вечеру, случается, вдруг загудит старый бор, сбрасывая с мохнатых ветвей тяжелые капли, выдует его за ночь досуха ветром, а к утру на озеро уляжется звенящая тишина, И с восходом молодого солнышка неузнаваемо изменится этот мир, став цветным и ярким.

Читать еще:  Ловля берша

Имеет озеро и мрачноватую болотистую низину, заросшую осиновым, а большей частью березовым, мелколесьем. Здесь в нередкую летнюю сушь только и можно набрать грибов – длинноногих черноголовых и крепких подберезовиков. На буграх в знойную эту пору лишь хрустит под ногами высушенный добела мох и нахально высовываются отовсюду поганые грибы.

В Малом Мартыне есть очень крупная ямная щука, окунь-горбач и тяжелый золотистый линь, но, как и во многих лесных озерах, попадается на удочку чаще всего небольшой окунек.

Осенью в перелет здесь нередко садится утка. Словно поплавки, ныряют и выныривают гоголюшки, жирующие на самой середине озера, со свистом проходят кругами крякаши, быстрые чирки, выбирая место для ночевки. Где-то за озером, может быть, даже на Большом Мартыне, вдруг зайдутся заполошенно, заголосят на стоянке испуганные чем-то журавли. Палочным ударом стукнет выстрел одинокого охотника и раскатится эхом на воде.

Команда Кочующие

Командный раздел

Окно в природу

Блог от Лоцмана

Вход в систему

Последние комментарии

  • город Чехов
    11 часов 31 минута назад
  • река Волошня
    11 часов 40 минут назад
  • Богоявленский Анастасиин монастырь
    11 часов 48 минут назад
  • клады Московской области
    11 часов 59 минут назад
  • Верхнемоскворечье
    12 часов 6 минут назад
  • Можайское леса
    18 часов 58 минут назад
  • Романцевские горы
    19 часов 1 минута назад
  • Новый заказник к в РТ
    19 часов 7 минут назад
  • Редкие растения острова Итуруп
    21 час 21 минута назад
  • Самые посещаемых заповедники
    21 час 36 минут назад

Популярное содержимое

За сегодня:

За всё время:

РЫБАЛКА НА ОЗЕРЕ БОЛЬШОЙ МАРТЫН

Изумрудным шлейфом тянутся густые, пахнущие смолой и летним разнотравьем леса вдоль Кокшайского шоссе, щедро одаряя грибами и ягодами не только наших земляков, но и соседей из Чувашии. Сосновые боры и тенистые лиственные рощи скрывают голубые жемчужины озер. Среди них – известные “санаторно-лагерные” Шап, Карась, Таир и те, что знакомы в основном туристам, грибникам и рыболовам – Чуркан, Щучье, Светлое и два Мартына – малый и большой. О последнем – наш сегодняшний рассказ.

Расположено озеро на 31-ом километре Кокшайского шоссе. Чтобы добраться до него надо свернуть с шоссе направо, и затем “пилить” шесть километров по проселочной дороге с песчаными подъемами и спусками, преодолевая наезжающие на экстремальную трассу мелкие овражки и подсыхающие летом ручьи. В конце этого уменьшенного варианта ралли Париж-Дакар – достойная награда путешественникам.

Официально признанный памятником природы нашей республики Большой Мартын – междюнное озеро площадью 104 га – одно из самых крупных в Марий Эл. В длину озеро распростерлось на полтора с лишним километра, средняя ширина его – порядка шестисот метров. Несмотря на впечатляющие размеры Большой Мартын неглубок. По некоторым данным глубина его достигает 8 метров, но, как уверяют знатоки, даже эта цифра преувеличена. Два с половиной – три метра – дальше дно. Зато с заросших лесом берегов овальное зеркало озера, отражающее облака и небесную лазурь, смотрится очень красиво. Уникальна и растительность Большого Мартына – белые лилии, золотистые кувшинки и целые заросли аира.

За сохранностью заповедного уголка следит местный егерь. В его же ведении – поддержание порядка и чистоты: для туристов оборудована “зеленая” стоянка, предусматривающая едва ли не все мелочи походной жизни, здесь же – песчаный спуск к воде, такой желанной в жаркий летний полдень.

На этом «цивилизация» заканчивается. Все прочее – природное, заповедное, нередко эксклюзивное. Включая расположенные неподалеку озеро Малый Мартын (по площади в 7-8 раз уступающее “старшему брату”), речушку Мартынку и большое торфяное болото – местообитание водоплавающей боровой дичи.

Впрочем, наш сегодняшний автор – специалист не по уткам, его страсть – рыбалка. А еще он – писатель, автор опубликованных во многих регионах страны рассказов и очерков о рыбалке и людях, для которых тихие вечера и румяные зори на природе стали лучшим лекарством от стрессов и житейской суеты.

Блик зари на чутком поплавке

Большой Мартын вытянут, окаймлен сосновым бором и зарослями берегового камыша. Летом он по береговой линии зарастает кувшинками. И по самой середине этого действительно большого, но мелкого озера протянется полоса лопушника. Здесь самые щучьи места. Помнится, на жерлицы-рогатки ставил отец в свое время миллиметровую леску. Еще вспоминаю, как однажды, воткнув сосновый шест с жерлицей, я через какое-то время его на этом месте не обнаружил. Только илистая муть оседала по кромке кувшинок. Шест ли был хлипким, неглубоко загнанным в дно или щука крупна неимоверно, кто его знает? Брал здесь и сильный горбатый окунек, наваристый и сладкий в ухе.

Утром тихонько оттолкнешь тяжелый плот от низкого берега и поплывешь беззвучно в тумане, нащупывая шестом илистое дно. Озеро дышит ночным теплом. Звонно отдается по тихой воде несмелое “Ку-ку, ку-ку…” Потом кукушка, видимо, спохватывается и, как-то смешно всхлипнув, снимается, улетает в сосняк и уже там кукует сильно, не стесняясь нарушить тишину.

За плотом на неподвижной глади остается едва заметная дорожка среди раздвинутой осыпавшейся поденки. Тихонько заплывешь в кувшинки, не торопясь выбирая оконце. Вот это пойдет. Почему-то приглянулось именно оно. Может быть, только тем, что красиво лег на него алый зоревой блик и поплавку удобно и таинственно краснеть лаковой верхушкой на его зеркальном овале. Подбрасываешь негромко червяка под светящийся бутон кувшинки. Дрогнув, поплавок исчезает, и видишь его уже под водой уходящим в сторону лопушника. С бульканьем выпрыгивает из воды торопливый растопырившийся окунь, и ты его, теплого, осторожно ловишь задрожавшей ладонью. А там и глянет из-за кромки сосняка загоревшийся красный глазок солнца. Начинается день…

Каникулы на лесном озере

Поселились в свое время на Большом Мартыне два старика-ворчуна. Еще мальчишкой встречал я их на озере. Умели они ловить здесь на удочку крупных линей, которые очень редко попадались на крючок другим рыболовам. И были у стариков свои плоты, легкие, с “сиделкой”, веслом и шестом. Выходили они на своих плотах к приваженным линевым местам. Вставали в самую траву, к окошкам среди кувшинок, где у них на расчищенное дно был высыпан песок. С этих чистин в траве и привык брать насадку красноглазый сонный линь. Тихо коротали дни старики на озере и так же тихо, незаметно ушли с него.

Читать еще:  Салака в томате - рыбные рецепты

Когда-то не надо было забираться далеко от озера в поисках грибов. Прямо с тропинки проглядывались коричневые хрусткие шапки боровиков. А спустишься от Большого Мартына к Подмартыннику – зарастающему травой маленькому озерцу – нарежешь красноголовиков-крепышей, сколько на еду и в запас требуется. Ягоду не собирали для еды, а просто падали тут же, на бугре, у озера в черничник и, ленясь от жары, брали ее губами с куста.

Жили мы так однажды на Большом Мартыне целый месяц. Как раз подошли отпуска у родителей, а у меня – каникулы. Перво-наперво вымела мама нашу полянку-бугор начисто, хоть сапоги снимай. Отец настелил лапника, сухой травы, а сверху поставил натянутую до звона палатку, для верности прикрытую полиэтиленовой пленкой. Окопал ее. Дом готов. Сделали и очаг, а рядом – временный навес на случай дождя, чтобы сумерничать у костра, когда не спится.

Мы с отцом ловили рыбу с плотов и самодельной лодки. Помню, наловили столько, что в конце наших долгих каникул на озере смотреть на котелок с ухой не могли, мечтая о привычной городской пище…

От этого воспоминания о походах на Большой Мартын, выуженных в лесном озере килограммовых окунях-горбачах, матерых щуках не стали менее сладкими. На памяти и «аномальная» история, которая приключилась со мной в этих местах несколько лет назад, подтверждая, что не перевелись в нашей размеренной жизни чудеса.

Полет на резиновой лодке

Дело было в полдень, в жару, приятель готовил в тени на берегу уху из окуньков-«матросов», надерганных на утренней заре, а я дремал на лодке у жерлиц, время от времени проверяя медной блесной теплую воду. И вдруг в полудреме увидел, как потемнел лес узкой полосой метров в пятьдесят, замахал в этом узком пространстве колючими еловыми лапами, сгибаясь под напором страшной силы.

Послышался шум, как от падающего ливня, и с берега на воду легла синяя полоса в те же пятьдесят-восемьдесят метров. Эта рокочущая полоса быстро приближалась ко мне среди мертвого штиля вокруг. От такой чертовщины волосы у меня встали дыбом и зашевелились, как прическа Медузы Горгоны. Я отчаянно заработал веслами, выбрасывая буруны, словно водный велосипед, но полоса уже накрыла меня. Тут же кончился воздух в легких, его не стало совсем. А лодка … поднялась над кипящей водой и полетела, как легкомысленная чайка. Ну, и я, конечно, с ней. Волны в этой неразберихе двигались без всякого направления…

Кажется, я что-то кричал, но тут лодка плюхнулась на воду, а полоса ушла к противоположному берегу: там тоже заворчали сосны, мотаясь из стороны в сторону. Любопытно, что приятель мой увлеченный ухой так толком ничего и не заметил. Мол, где-то что-то скрипнуло, подуло, эка невидаль! До конца поверить в мой полет над озером на резиновой лодке он, по-моему, так и не смог.

А я с той поры, приезжая на Большой Мартын нет-нет, да и погляжу на вскипающие в темной воде воронки и поднимающиеся над гладью озера воздушные буруны. Только все спокойно: нежится под жарким летним солнцем старый приятель Мартын, а сердитые смерчи бродят где-то совсем в других местах…

Крокодилы Большого Мартына

О рыбалке и огромных щуках, вытаскивающих из ила шесты жерлиц и запросто рвущих миллиметровую леску, я слышал еще с тех пор, когда сам был со среднюю щуку. Я очень любил рассказы отца, в которых, как сейчас понимаю, вымысел и неистребимое рыбацкое преувеличение играли немаловажную роль. Но в этом-то и была особая прелесть его рассказов, где тесно и причудливо переплетались охота и рыбалка.

В детстве я часто пробирался в кладовку — «темную комнату», как мы ее называли в домашнем кругу, где запах смолистого дымка и чешуи смешивался с запахом пороховой гари и квасившихся шкур. На полках лежали утиные чучела и рыболовные снасти, тускло и таинственно мерцали разные приспособления для отливки пуль и набивки патронов, опасно, черным глазком глядело ружье, которое я, не шутя, считал живым и грозным существом.

Помню, мне до слез было жалко зайца, которого отец как-то принес с охоты. Я сидел и гладил русака по ушам, извинялся и успокаивал его, со страхом заглядывая в остекленевшие глаза. От зайца пахло кровью и чем-то горько морозным, наверное, заснеженными полями и корой молодых осинок.

Летом отец нередко привозил с озера Большой Мартын тяжелых и крутых в загривке ямных щук. Они особенно поражали детское воображение, наводя на меня безотчетный страх. Щуки ворочались в мешке с крапивой и потом, засыпая, шевелили жабрами на клеенке в кухне, а я с опаской поглядывал на них и однажды наконец решился поднять большую рыбину. Результат был плачевный: поднять ее я не смог, а получив мокрым хвостом по носу, долго не решался приближаться к щукам.

Но жгучее любопытство ко всему, что связано с рыбалкой, преследовало меня неотступно. Не было конца моим расспросам и уговорам отца, пока он твердо не пообещал взять меня на настоящую рыбалку.
Сколько тогда мне было лет, сказать трудно, но помню, что до подножек старого мотоцикла я не доставал. Приходилось ставить ноги на кожухи задних амортизаторов. Мотоцикл отец называл грубовато-шутливо «клячей», что, впрочем, не соответствовало этой надежной малооборотистой машине, на которой, говорят, в войну даже пахали. Не было таких дорог и бездорожья, где бы не «пробурлачила» лихая отцовская «кляча». Постепенно и я стал проникаться к мотоциклу почтительным уважением, принимая редкие его поломки за капризы и усталость живого упрямого существа. Мне казалось, что стоит по-хорошему поговорить с этим существом, и оно все поймет. Временами и отец начинал откровенно шаманить, взывая к совести заглохшей «клячи» и, о чудо. Мотоцикл заводился.

В это утро, когда мы наконец выбрались на рыбалку, вступил в силу известный всем «закон подлости»: всю неделю светило жаркое солнце, а к выходным дням начались разные метеорологические недоразумения в виде дождя и низких мутных туч.

Долго и однообразно тянутся километры мокрого шоссе, убаюкивая своей монотонностью, но всему есть конец, и вот уже впереди поворот на лесную дорогу. Сосны и березки замелькали, засуетились, обдавая нас холодными брызгами. Тут уж зевать не приходится: крутые подъемы, спуски, песок — хорошее испытание для мальчишки.

Читать еще:  Малая Сатка - место для рыбака

Вскоре из-за поворота открылось озеро — свинцово-серая гладь с набухшими над водой тучами. После рева мотоцикла тишина была особенно чуткой, звенящей. Вдалеке за озером куковала, тоскуя, кукушка и ей негромко вторило эхо, рассыпаясь по сосновым борам. С мокрых кустов скатывались капли, тихо шелестел по траве дождь и терпко пахло мокрой хвоей.

На берегу озера стоял крепко срубленный дом с капельками смолы на бревнах. Отец пошел по берегу искать плот, а я остался в доме, прилег на нары и задремал, измотанный трудной дорогой.
— Спишь, рыбак? — сквозь сон услышал я веселый голос отца и, живо вскочив, выбежал на улицу.

Пока я спал, все изменилось вокруг: тучи, до этого низко висевшие над озером, разошлись, над лесом яркоцветьем изогнулась радуга и в подернутой рябью воде, словно в осколках диковинного стекла, играли солнечные зайчики. Плот, намокший и неуклюжий, стоял приткнутый сосновым шестом. (Как я потом узнал, плоты здесь называли салками). До него нам пришлось добираться по прогибающемуся под ногами ковру из переплетенных корней мха и травы. В разрывах «ковра» чернела вода. Оттолкнувшись от берега, мы поплыли вдоль густо заросшей кувшинками береговой линии. Встали мы так, чтобы можно было забрасывать удочки и в оконца между кувшинками, и в прогалы камыша.

Отец наблюдает, как я пытаюсь насадить вертлявого, брызжущего навозным соком червяка, затем молча отбирает удочку и наживляет крючок. И вот, с грехом пополам, я делаю свой первый заброс. Поплавок, подгоняемый легким ветерком, двигается вдоль камыша.

У отца послышались какая-то возня и плеск. Я оглянулся и увидел в его руках трепыхавшегося полосатого окуня.
— Смотри, Санька, — подмигнул отец. Вот он, окунь-колючка, первый сегодня!
Азарт охватил меня.
— Папка, а я тоже хочу, а я когда?!
— А ты посмотри, поплавка-то нет твоего, тютя, подсекай!
Я не знал, как подсекать, и просто рванул кверху удилище, да так рванул, что трепыхавшаяся рыба выплеснулась из воды и, перелетев через плот, плюхнулась рядом, а я, потеряв равновесие, чуть было не упал. Отец вовремя ухватил меня за куртку и подтянул окуня к плоту.
— С почином, сынка. Вот ты и рыбаком стал, давай, лови сейчас сам.

Я, не чувствуя боли в уколотых окунем ладонях, насаживаю червяка.

Заброс, поплавок тут же ныряет и уходит вбок, за камыш. После подсечки удилище сгибается и в руках у меня опять живое трепещущее чудо. Я до сих пор благодарен этому озеру за бесхитростную первую рыбалку, когда за забросом тут же следовала поклевка и увесистый красноперый разбойник покидал свою обитель.

Вечером мы варим уху. За день устав, я лежу на куче сухой травы, уложенной отцом. Под травой — сухие палки и ветки, что-то вроде настила. Отец, коренастый, освещенный костром, неторопливо «колдует» над котелком с ухой, аромат которой уже щекочет ноздри и заставляет сглатывать слюну. Устало щурюсь на костер, а перед глазами все пляшет поплавок, от которого расходятся круги.

На другой стороне озера, за кромкой потемневшего леса, отполыхала вечерняя заря, но темноты так и не было. Коротка в июне ночь, вот и забрезжило на востоке. Со свистом прошли стороной реактивные истребители, вспыхнуло зарево и только спустя секунды докатился до нас глухой раскат взрыва. (В те времена в районе Чуркана располагался военный полигон). Взметнулась было вспугнутая тишина и снова все замерло в дремотном оцепенении. Совсем немного осталось до рассвета. Где-то плеснула рыба, всполошенно вскрикнула и снялась с шумом испуганная чем-то птица.

Долго можно вот так лежать и смотреть на костер. Не оторвать глаз от огненных языков, жадно облизывающих смолье. И не беда, что бесчисленные комары, занудливо звеня, тычутся в руки — не садятся они, не нравится пахучая мазь длинноногим. А тут и уха поспела. Взялись мы за нее так, что только за ушами запищало. Я так и заснул тогда с ложкой в руке.

Утром мы ели окуней, превратившихся за ночь в заливное, и запивали их холодной ухой. Потом долго чаевничали, слушая многоголосье пробуждающегося леса, его деловитую и прекрасную утреннюю суету.
Залив костер и прихватив червей, хранившихся под пеньком во мху, мы отплыли и двинулись на прежнее место.

Теперь я держался более уверенно. Быстро насадив червяка, забрасываю снасть и замираю в предвкушении момента поклевки и упругого сопротивления рыбы. Но… не клевало. И, как на зло, по всему озеру раздавались всплески и характерное окуневое бульканье.

Причина бесклевья выяснилась, когда мы, отплыв от берега, встали на прикол рядом с полосой кувшинок, протянувшейся посередине озера. Эта полоса была затянута пленкой из поденки, которую утренним ветерком и небольшой волной прибило к траве. Наши поплавки закачались рядом и тут же одновременно нырнули под воду.

Окунь хватал жадно, не обращая внимания на стук и шлепки по воде. Мы не трудились даже поправлять червей, если, конечно, можно назвать червями прозрачную кожицу, свисающую с крючков.
«Смотавшись», мы тронулись к жерлицам, которые отец еще с вечера расставил вдоль прибрежной полосы травы. Уже издалека было видно, что леска на косо зависшей рогульке одной из жерлиц размотана до конца. Подплывая к жерлице, мы стали свидетелями удивительного зрелища: громадная щука вымахнула из воды и, застыв на мгновение в воздухе, рухнула, оставив на воде крутящийся бурун. Видя такое дело, отец налег на хрустнувший в изгибе шест и плот-салка, тяжело колыхнувшись, двинулся к жерлице. (Впоследствии я узнал, что щука может сойти во время исполнения своей коронной «свечки» даже с мощного «финского» крючка. Хотя потом она уже не жилец).

Подплыв к жерлице, даже видавший виды отец присвистнул от удивления: заросли кувшинок, по краю которых стояли жерлицы, были выкошены словно великаньей косой. Из воды торчали лишь обрезанные леской стебли.

— На-ка, держи! — азартно прищурился отец, сунув мне самодельный подсачек, и взялся за леску.

В упоении борьбы минуты летят незаметно. И вот уже лежит на плоту оглушенная, вымотанная яростными «свечками» щука-крокодилище. Отец курит, мусоля папиросу слегка дрожащими пальцами, а я, все еще не веря своим глазам, ощупываю плотное темно-золотистое тело рыбины.

Впечатления детства, наверное, не совсем точны, так как память услужливо добавляет красок, преувеличивает размеры, но мне все-таки кажется, что красивей этой первой щуки мне уже больше не поймать. Будут щуки на восемь, десять и даже на шестнадцать с гаком, но. эта была другая, красивая, сказочно красивая, наверное, потому что из детства…

Источники:

http://rybolovnn.ru/archive/gsc/detail.php?ELEMENT_ID=3782
http://komanda-k.ru/2009/mariiel/%D1%80%D1%8B%D0%B1%D0%B0%D0%BB%D0%BA%D0%B0-%D0%BD%D0%B0-%D0%BE%D0%B7%D0%B5%D1%80%D0%B5-%D0%B1%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%88%D0%BE%D0%B9-%D0%BC%D0%B0%D1%80%D1%82%D1%8B%D0%BD
http://www.ohotniki.ru/fishing/article/2014/09/19/642340-krokodilyi-bolshogo-martyina.html

Ссылка на основную публикацию