Малый Анюй – место для рыбака
За ленками на Анюй
Осенью 2014 года занесло нас в Хабаровский край по причине проведения в его столице будущего зимнего чемпионата мира по хоккею с мячом. Когда закончились все заседания выездного комитета Государственной Думы России по спорту и молодежной политике, когда были проинспектированы все спортивные объекты, я с радостью для себя понял, что остается целых два полновесных выходных, чтобы побывать на природе.
Наши местные друзья немедленно развили бурную деятельность, быстро и оперативно решив уже в пятницу вечером выехать на автобусе в район реки Анюй, где расположена охотничье-рыболовная база. Сборы были недолгими. Все, у кого нашлись вещи потеплее, изъявили желание приобщиться к осенней дальневосточной тайге. Даже женщины комитета и те не побоялись поехать.
На улице явственно чувствовался ночной заморозок, когда наша дружная команда высыпала из автобуса у какой-то деревни на берегу речушки. Мы быстро направились к дому, где Владислав Третьяк чем-то уже громко восхищался, и я предположил, что это нечто вкусненькое. В дом никто не пошел, потому что хозяин с хозяйкой накрыли изумительный стол у себя в беседке, которая стояла на краю участка.
Сразу было видно, что местная тайга щедро одаривает хозяев дома — Павла и Татьяну, пригласивших меня к столу, где уже расселись гости. Как опоздавшему, мне пришлось осушить штрафную, настоянную на каком-то местном корне и от этого очень ароматную. Аппетит разыгрался нешуточный.
Основу стола составляла рыба. Тут были и ленок, и харюзовая уха, и жареный таймень с картошкой, и моченая ягода с пирогами. Глаза разбегались, все хотелось попробовать. Но, памятуя о границах желудка, я старался пробовать всего понемногу. Настойки не только помогали пищеварению, но и быстро развязывали язык, так что через полчаса мы уже весело травили байки про охоту, рыбалку и все остальное. Владислав Александрович всегда и везде становился душой компании. Надо отдать ему должное, его рассказы увлекают слушателей вне рангов и занятий, а природное чувство юмора придает повествованиям особый колорит.
Когда мы дошли до килограммовых пескарей и щук с глазами размером с блюдце, все вспомнили о бане, которую хозяева обещали еще в начале застолья. Тут же был дан приказ строиться дружными рядами, группироваться по половому признаку и отправляться в баню. Женщины пошли первыми, а у мужчин появилась возможность вытащить вещи из автобуса, приготовиться на завтра и определиться, кто и где будет ночевать.
Учитывая, что за столом была не только уха, мы приняли решение не усердствовать, а просто отдать дань таежной традиции мыться перед охотой и рыбалкой. Пар был восхитительный, с таежными запахами. Павел не стал раскрывать всех секретов, но от перечисления ингредиентов той заварки, что лили на камни, кружилась голова.
Хозяин бани поведал нам, что в Анюй массово заходит кета, только она почти не берет блесну, разве что случайно цепляется, пытаясь отогнать приманку от нерестовой лунки, принимая ее за гольяна или еще какую-нибудь назойливую рыбешку, поедающую икру. А вот ленок, по прогнозам Павла, на блесну брал, и попутно могли попасться хариусы, правда, в этих местах крупняк не водился. На столе стояла резанка из ленка, лишний раз подтверждающая слова хозяина, и с каждой очередной ложкой этого яства, отправленной в рот, у нас росла уверенность, что завтра нам повезет.
Я обожаю свежий сагудай из ленка с луком и подсолнечным маслом, но советую дезинфицировать это блюдо чем-нибудь сорокоградусным и обязательно есть рыбу, пойманную вдалеке от людского жилья, желательно в холодное время, не летом. Восхитительно вкусен сагудай, приготовленный из байкальского омуля, но это совсем другая история.
Проснувшись в семь утра, мы с моим другом и коллегой по работе в Комитете по спорту и молодежной политике, чемпионом мира по настольному теннису среди инвалидов Сергеем Анатольевичем Поддубным много времени потратили на загрузку и крепление коляски в лодке. Когда Сергей узнал о рыбалке, он сказал, что поедет с нами несмотря ни на какие трудности. Надо отдать должное мужеству этого человека.
Завели моторы, прогрели их и потихоньку двинулись в путь вверх по течению. Моторы в этих местах водометные, так как большая вода на Анюе, как и на всех таежных речках, бывает только весной и осенью после дождей, а летом, в жару, как говорят местные, ее и курица вброд перейдет. На самом деле речка, на которой расположилась деревня, еще не Анюй, а только ее приток. На противоположном берегу расположен заповедник, где обитают амурские тигры, и их очень серьезно охраняют.
Вода мерно журчала под носом лодки, и этого не мог заглушить даже работающий двигатель. Река причудливо петляла по осеннему лесу, раскрашенному во все цвета, которыми так богата осенняя пора. Когда лодка оказывалась возле водной растительности, на поверхность выскакивали мириады мальков, из чего я сделал вывод, что у местного хищника проблем с едой нет в принципе. Нам объяснили, что кета уже зашла в нерестовые ямы и нас ожидает невероятное зрелище. Зашла речь о тайменях, фотографиями которых густо были увешаны стены Юриного дома и беседки. Юра пообещал, что обязательно сводит нас на ночную рыбалку на «мыша». Все знают, что таймень охотно отзывается на эту приманку ночью, а по рассказам нашего гостеприимного хозяина, здесь водились очень приличные по размеру хищники.
Мы верно приближались к цели нашего плавания. По пути попадались мертвые, уже отнерестившиеся рыбины. Река здесь была не шире тридцати метров, поэтому проводка получалась недолгой, да и рыба моей блесной не заинтересовалась. Сделав пяток забросов, я переместился вверх по течению, пытаясь найти ямы и завихрения водной струи, где обычно обитают все речные хищники. Довольный возглас снизу по течению обозначил чей-то успех, но выяснять результат не было времени и желания. Я уже давно научился радоваться успехам других, однако на рыбалке не раз ловил себя на мысли, что по-хорошему завидую счастливчику, поймавшему рыбу до меня. У нас часто по этому поводу случается негласное соревнование, при этом призов хватает всем, потому что всегда кто-то поймает первую рыбу, а кто-то самую маленькую, ну а у кого-то клюнет самый увесистый трофей.
В Анюе есть неплохой хариус, хотя в тот день лишь один такой красавец позарился на блесну одного из нашей компании. Это действительно очень красивая рыба, с удивительным спинным плавником, отменных вкусовых качеств. Больше всего мне нравится, когда эту рыбу подают на стол в малосольном виде. Это что-то!
На очередном забросе я почувствовал легкий тычок в блесну, но рыба не стала дальше атаковать, а может, укололась о крючки и, распознав обман, ретировалась. Еще пару забросов — и я решил идти к лодке, так как необходимо было еще немного проплыть вверх по течению. Погрузились и быстренько пролетели примерно с километр. Солнце светило вовсю, правда, не согревало. Судя по всему, вечером ожидался хороший заморозок. Это, конечно, не радовало, потому что забрасывать ночью обледеневшую леску через обледеневшие кольца спиннинга не хотелось. Впереди показался перекат, а на берегу в воде лежало упавшее прошлогоднее дерево. Юрий остановил лодку и высадил нас. Вторая лодка разгрузилась на противоположном берегу. Посмотрев в воду, я остолбенел. По перекату туда и сюда сновали рыбины, то сбиваясь в стаю, то разбредаясь кто куда. Это была кета. Нас она особо не боялась, просто занималась своим делом. Юра сказал, что на блесну кета не берет, так как у нее нерест, может лишь случайно зацепиться, отгоняя блесну от гнезда. Где-то рядом, вниз по перекату, должны были быть ленки и хариусы, их-то нам и предстояло поймать.
Хариусы и ленки очень любят лакомиться свежей икрой, смываемой из нерестовых ям, тем самым нагуливая вес и приобретая приличные вкусовые качества. Местные знают их пагубную страсть и регулярно, подсаживая икру на крючок, выбирают самых прожорливых и неосторожных особей.
У нас были только блесны, и я, взяв вертушку серебряного цвета, встал за перекатом. Буквально на третьей проводке леску кто-то ощутимо рванул и потянул в сторону. Чуть затянув фрикцион безынерционной катушки, я принялся вываживать своего, пока еще невидимого соперника. Им оказался ленок, зеленый, в черную крапинку, очень красивый. Вытянув его на галечник, я перевел дух. Не часто случается испытывать подобные чувства. Вокруг на многие километры только тайга, я на берегу прекрасной речки, вдалеке от шума города и суеты — такое в жизни случается все реже и реже. Работа, понимаешь!
Буквально в шестидесяти метрах от меня, ниже по течению, рыбачил Третьяк. Памятуя о том, как ревностно он относится к чужим рыболовным успехам, я загодя попросил своего помощника остаться в другой лодке. Дело в том, что однажды в Якутии ему удалось обловить самого Третьяка. Мы с ним до сих пор с юмором вспоминаем тот случай, да и сам Владислав Александрович не прочь напомнить Максиму о нем. Вскоре я услышал торжественный клич. Это Владислав Александрович обрыбился, причем у него на блесну, вопреки прогнозам, села именно кета. Сфотографировавшись с красавицей, он отпустил ее с миром нереститься дальше. На этом перекате мне удалось выловить еще четырех ленков. Все они были мерные, не более килограмма.
Заметив, что на противоположном берегу река подмыла берег, а пара упавших деревьев создала что-то наподобие естественной засады, я решил бросить свою блесну туда. Поклевка последовала сразу, и очередной ленок отправился в садок. Пройдя с десяток метров вперед, я увидел несколько нерестящихся кетин и решил снять их на видео. Тихонько вошел в воду и медленно-медленно подошел к ним. На меня рыба не реагировала, лишь одна отплыла подальше. Сняв видео в полуметре от своего сапога, я решил посмотреть, как кета реагирует на блесну. Вертушка тыкалась в морду ближней ко мне рыбины, а та даже не делала попыток ее отогнать. Не желая больше нарушать процесс воспроизводства, я переместился на один из притоков, который впадал в перекат. Там было подозрительно тихо.
За спиной раздавались победные крики Владислава Александровича, значит, вечером он будет подтрунивать над Максимом (так оно, кстати, и вышло). В притоке, на который я забрел, вода текла очень медленно, особенно в том месте, где торчал затопленный пень. Это выдавало яму, где могла оказаться рыба. Естественно, первый свой заброс я направил точнехонько к этому самому пеньку. Дав блесне немного заглубиться, я начал подтягивать. Тут же последовал мощный рывок — и на том конце лески заворочалось что-то увесистое.
Сплав по реке Малый Анюй, Чукотка
В каждом приключении есть отметка, после которой ты начинаешь чувствовать, что остался один на один с Вселенной, с Природой. Это, скорее, психологическая отметка, когда понимаешь, что вернуться обратно уже не так легко. Обычно после этой воображаемой точки приходит осознание: всё, что не успел доделать «там», роли уже не играет, перестать из-за этого переживать, понять, что телефон больше не ловит и самому начать ловить кайф.
Кайф от необыкновенной тишины, которая неожиданно нарушается свистом крыльев разжиревших гусей, отправляющихся куда-то в экваториальные широты.
Кайф от чистоты звуков: плеска хариуса возле лодки или ручья, который небольшим, но шумным водопадом ныряет с травяного склона в реку.
Кайф от дождя. Удивительно, но в диких местах даже дождь начинает выглядеть естественно, ведь он часть Природы, которая тебя окружает. Другое дело, что он в городе льёт постоянно, тут уж да – побесишься.
И, в конце концов, кайф от того, как спокойно и уверенно река тащит лодку, даже когда ты бросил грести, потому что плеск твоих вёсел нарушает гармонию, которая сложилась здесь без тебя.
Начало моего сплава в типичной тундре
Спустя примерно 20 километров, это 3-4 часа ходу, Малый Анюй, наконец, вошёл в зону леса. Сначала робкие лиственницы стояли поодиночке, но потом решили, что вместе веселее и покрыли своими дружными и стройными рядами склоны сопок. «Край леса» — так говорили об этом месте в Илирнее, куда я сейчас плыл. Для меня же это было начало. Начало необычной природы, потому что вокруг Анадыря леса нет, и начало нового долгожданного похода по Чукотке.
А моя вторая ночёвка была уже в зоне лиственничного леса
У сплавов по рекам Чукотки есть одна особенность: сидя в лодке, тяжело оценить всю красоту, которая тебя окружает: вокруг тундра, а ты находишься ниже уровня берега. Поэтому нет-нет, но надо пересиливать лень и вытаскивать мокрую, но хотя бы нагретую, попу на ветреный берег для того, чтобы, взобравшись на ближайший холм, нисколечко не пожалеть об этом. Обычно такие места видно издалека, и сейчас я снова причалил.
Когда я ступил на берег, в кустах, испугавшись неожиданного визитёра, запуталась какая-то птица, она с шумом пыталась выбраться из зарослей, чем напугала меня не меньше. Поняв, что это не медведь, я выдохнул и отправился вверх по оленьей тропе. Уже через минуту я стоял на высоком, метров под 50, и крутом берегу, восторженно озираясь по сторонам. Наверное, мне открылся главный вид этого путешествия, и, на удивление, это произошло всего на второй день пути.
На вершине ветер шумел в иголках кедрового стланика, который уже сбросил свои шишечки. Не обошлось тут и без кедровки, которая сейчас летала вокруг меня от дерева к дереву.
Тёмная река делала крутой поворот после которого, разбиваясь на протоки, терялась среди невысоких сопочек, багряных из-за предчувствия осени. На склоне росли лиственницы и кедровый стланик. У воды деревья были повалены оползнем, который сошёл из-за того, что берег подмывается резким изгибом реки. Склон спускался на другую сторону в распадок, где сильно шумел ручей, а потом медленно набирал высоту, темнея на горизонте зубчиками леса.
На севере, совсем близко, виднелись две мощные вершины высоких гор. Вау, дошло до меня, ведь левая и них — это гора Двух Цирков, куда я собирался отправиться, но в этот раз не вышло из-за задержки, и я оставил её на следующий год! Отсюда по прямой до неё всего пара десятков километров.
Изгибы реки словно повторяли скрюченные ветви старой толстостволой лиственницы, которая наклонилась почти под сорок пять градусов, но которой пока ещё хватало сил удерживаться за склон. Бабушку окружило молодое и стройное подрастающее поколение. Я представил бесконечное разнообразие картин этого места, которые могла увидеть лиственница, будь у неё глаза, и на секунду пожалел, что это не я держу корнями эту стылую землю, и не в моих ветвях уже тысячи дней путается холодный чукотский ветер.
А могло бы закончится и так, хмыкнул я, обходя пень, обугленный ударом молнии.
К двум часам дня подходило время обеда. Конечно, вылазить из лодки было неохота, поэтому я оттягивал время. К тому же надо было найти рыбное место, какую-нибудь заводь после переката, и там вставать.
В лиственничном лесу даже в дождливый день можно найти сухие ветки, или, расковыряв старый пень добраться до трухлявой сердцевины, которая вспыхивает, как порох. Пока горел костёр, и закипала вода, я безрезультатно пытался рыбачить. У меня был спиннинг с катушкой и россыпь разнообразных блёсен, только удачи не было. Она плескалась в нескольких метрах от берега, но не клевала. В 2012 году, сплавляясь по реке Амгуэма, я таскал харитонов на голую леску с одной блесной, поэтому сегодняшнее положение дел меня сильно удручало, терпения моего надолго не хватило, и через 10 минут я отправлялся к костру, есть тушёнку. К счастью, во время сплава мне встречались более удачливые рыбаки, поэтому без рыбы я всё же не оставался.
В шесть вечера я начинал искать место для ночёвки, потому что темнело рано — сентябрь. Иногда место находилось быстро, иногда приходилось грести и с полчаса, пока внутренний голос не скажет что-то вроде: вот оно, вот оно, вот оно! Смотри, как шикарно два дерева склонились к воде, как раз, чтобы полиэтилен от дождя натянуть, а вон на том бугре можно поставить палатку и держать оборону, причаливай!
Помимо основного костра я разжигал ещё парочку на удалении от палатки. Не знаю, помогало ли это от медведей, но нервы это точно успокаивало.
На ужин шли иностранные сублиматы Treak and Eat или Wise Food, которые я быстро проглатывал. Иногда была и рыба, запечённая в углях.
В нескольких метрах от лагеря можно было насобирать горсть спелых ягод: брусники, шикши, голубики, шиповника, и нарвать пару листочков багульника. Слышно было, как ягоды тихонько лопались в горячей воде, которая насыщалась их таёжным вкусом. Пар от чая смешивался с дымком от костра, и, дождавшись, когда вода закипит, можно было налить ароматный крепкий чай в кружку, закинуть толстых поленьев в костёр, откинуться и расслабиться.
Чукотское солнышко, видя, что я хорошо устроился, спешило оставить меня, но через какое-то время снова напоминало о себе алым поцелуем во всё небо и я, шлёпнув пару громких петард, чтобы показать, кто тут хозяин, отправлялся спать.
Река Малый Анюй на участке до села Илирней резвилась как ребёнок, петляя туда-сюда, а я считал про себя все эти повороты. Первый раз я видел фантастических размеров сели: грязную землю с беспорядочно торчащими обломками деревьев и камней, сошедшие с крутых берегов, подмываемых своенравной рекой. Эту тысячетонную движущуюся массу просто трудно представить. Иногда деревья не успевали упасть в воду и стояли, наклонившись к реке, а я развлекался, проплывая под хвойным навесом, задравши голову. Один раз я поднял весло и шлёпнул по дереву в знак приветствия, за что вместе с лодкой оказался весь засыпан жёлтой хвоей, поэтому в другой раз ограничивался лишь словесным «привет».
Перекат впереди, как правило, шумел подобно многометровому водопаду, а на деле оказывался небольшим кустиком, смытым в воду. Серьёзных препятствий не было, да и все попадающиеся на пути буруны от подтопленных деревьев были видны издалека, и можно было заранее прижаться к тому или иному берегу.
Утро третьего дня встретило меня снегом на сопках. Вот почему, оказывается, я мёрз этой ночью. Такую погоду я и ждал! Контраст белого снега на вершинах гор на горизонте, пожелтевших лиственниц и красных кустиков голубики в тундре, создавал неповторимую картинку сплава. Лесное разноцветное окружение мало походило на Чукотку, к которой я привык, и которую многие представляют. Возникали сравнения с Финляндией, где я побывал в прошлом году, хотя в Финляндии было большее разнообразие деревьев, поэтому я остановился на мысли, что именно так должно быть на Аляске.
Илирней — первое село на моём пути, в которое я прибыл на четвёртый день сплава по Чукотке. Глава села предложил остановиться у него и я не стал отказываться от гостеприимства. Село оказалось очень уютным: домики стояли покрашенные, а синим наличникам красиво акомпанировали пожелтевшие тонкие ивы, которые росли рядом с домами.
Удивительно, что в этом небольшом селе есть центральное отопление и горячая вода в кранах, а так же канализация. В большинстве маленьких сёл, которые я успел посетить таких благ цивилизации не было. Между домами часто стояли теплицы, в которых росла капуста. В тот же вечер я успел погулять по Илирнею, поэтому отправился в дальнейший путь уже на следующий день, но сначала сбегал на кладбище, которое находится по всем канонам русского православия на противоположном берегу реки.
Если есть возможность зайти на кладбище в каком-то селе, я стараюсь там побывать. Когда смотришь на даты или на ржавые звёзды на деревянных памятниках время вдруг становится осязаемым, а место причастным к истории.
Кладбище на высоком берегу реки было большое и просторное. Между могилками росли лиственницы, кедровый стланик и шиповник. Внизу широкой дугой бежал Анюй. На юге в дымке виднелись синие горы, а на севере белые вершины горы Двух Цирков. Рано было думать, но в голове пронеслось: «Похороните меня здесь!»
Знакомый рокот раздался вдалеке, и скоро со стороны Билибино прилетел вертолёт с рабочими. Он сделал положенный круг над Илирнеем, приземлился в селе, и через несколько минут отправился дальше на родной Купол. Как привет с Большой Земли. Улыбаясь ему я в последний раз окинул взглядом село и золотые таёжные просторы, которые светились на солнце, спустился к реке, сел в лодку, помахал Илирнею на прощание веслом, и мощными гребками вывел свой жёлтенький пакрафт «Альпака» на главную струю.
***
Прочитать вторую часть рассказа о сплаве, можно у меня на сайте. Интернет у меня на Чукотке настолько слаб, что я этот пост выкладывал около 40 минут! Поэтому, к сожалению, тут не так много фотографий.
Малый Анюй
Малый Анюй — река на Дальнем Востоке России, протекающая по территории Чукотки и Якутии. Название в переводе с чукотского Мэйныуттывээм — «большая лесная река».
Географические сведения
Река вытекает из озера Большое Верхнее в группе озёр Гытгыльвэгытгын, находящихся в сквозной долине, пересекающей Илирнейский кряж Анадырского плоскогорья. Непосредственно близ истока Малого Анюя берёт начало другая крупная чукотская река Анадырь. Уже в 6 км от начала русло реки расширяется более чем на 20 м при глубине около метра, скорость течения составляет 0,6 м/с. Длина реки — 738 км. Площадь водосбора — 49800 км².
Анюй в верховьях протекает в долине меж сопок с осыпными склонами высотой 200-300 м. Долина реки загромождёна моренным материалом, который промывается и в результате образуются множество перекатов, островов и надпойменных террас.
Первый многоводный приток — Верхний Кычавгытгываам, после которого Малый Анюй расширяется до 35 м, глубина доходит до 2 м. Ниже река протекает в окружении Верхнеанюйских озёр, после которых поворачивает на северо-запад и выходит на широкую заболоченную долину, скорость течения снижается. Здесь начинают встречаться одиночные протоки. Ниже крупного притока Теньвельвеем долина Анюя сужается, река приобретает горный характер. В русле образуются небольшие шиверы, на правом берегу встречаются скалистые утёсы высотой до 300 м. Далее река поворачивает на запад, долина расширяется, русло становится извилистым, появляются галечниковые косы.
Зимой от истоков до устья реки Погынден Малый Анюй перемерзает или иссякает, вскрывается в начале июня.
В среднем течении Малый Анюй представляет собой широкую спокойную реку с многочисленными протоками и невысокими галечными островами длиной до 1 км. Скорость течения составляет здесь 1,6 м/с, ширина русла более 150 м, глубина 2 м. Отмечено смещение островов вверх по течению на 3-5 метров в год. Местами берега реки подвержены интенсивному разрушению.
В низовьях русло реки отличается извилистыми меандрами с крайне слабым течением, перекаты полностью отсутствуют. Долина реки изрезана ручьями, вытекающими из многочисленных термокарстовых озёр, которые часто затопляются в половодье. Приливные подъёмы воды вызывают в приустьевой части Малого Анюя обратные течения. Сливаясь с Большим Анюем образует правый приток Колымы — реку Анюй.
В 1964 году был зарегистрирован наивысший уровень воды в реке — 12,08 м.
Преобладающая глубина на плёсах в межень составляет 2-4 м, на перекатах 0,3-0,8 м. Средний расход воды — 185 м³/с.
Крупные притоки: Тытыльваам, Погынден, Большой и Малый Кепервеемы.
Населённые пункты на берегу: Анюйск, Кепервеем, Островное, Илирней. Действует сеть гидрометеостанций.
Мосты и переправы
Мост через реку есть в Билибинском районе вблизи села Илирней, между месторождениями Купол и Двойной.
Судоходство
Судоходна в нижнем течении до села Анюйск, для судов с осадкой до 30 см — до устья Большого Кепервеема.
В водах реки обитают хариус, чир, налим, чукучан, ленок, щука; в августе заходит чебак, в верховьях — пелядь, в низовьях — муксун.
Источники:
http://www.ohotniki.ru/fishing/places/article/2016/09/01/646537-za-lenkami-na-anyuy.html
http://www.risk.ru/blog/207390
http://catcher.fish/enciklopedia/vodoemy/dfo/maly-j-anyuj/