Шап озеро – место для рыбака

Шапские мотивы

В самую августовскую жару довелось мне быть на пруду у деревни Большие Шапы. Как и большинство деревенских прудов, образовался он на месте лесной речушки. Вода в этой речушке Шапинке слезно чистая и холодная. И пруд, вобрав в себя ее воды, не заилился вконец – имел небольшое течение, песчаное русло и зеленоватую глубину. Ближе к устью Шапинки по весне попадались и налимы. Лодку я с собой не взял, зная, что на пруду есть плоты. Найдя в камышах один из них, тяжелый и широкий, я выплыл из зарослей травы на чистину. Вода парила. Со стороны деревни доносился лай собак, слышалось шлепанье пастушьих кнутов и назойливое тарахтение какого-то разболтанного движка, шум которого не вписывался в стройный звуковой лад утра. Потом движок, чихнув, наконец замолк. В глубине искрились громадные стаи мальков. В эти стаи время от времени разбойно врезались нахальноглазые окуни наводя страшную панику среди мелочи. Но щучьего боя не было слышно.

Прицепив уловистую «Юбилейную», делаю заброс вдоль травы, со спокойной уверенностью ожидая хватки. Еще заброс, еще. Дальше в ход пошли проверенные «Десна», «Неман», «Шторлинг», самодельные колебалки. Щучьих выходов не было. Проплыв вдоль коряжистого лесного берега пруда и оставив на дне пару блесен, млея на солнце, с тоской окидываю взглядом неподвижную гладь пруда, на которой не видно ни одного всплеска. Даже чайкам было лень браниться над этим теплым лягушачьим оазисом. Последняя надежда на окуня. Цепляю вращающуюся прибалтийскую безделушку, которой не раз соблазнялись крупные горбачи. Ниже вертушки оставляю на всякий случай желтую колеблющуюся блесну. Несколько забросов приносят лишь двух окунишек с ладонь. Ближе к полудню ко мне подплыл местный рыболов на ботнике. Разговорившись с ним, жалуюсь на бесклевье.
– Ну-ка, изобрази блесну, – интересуется он.
– Да блесны проверенные, – отмахиваюсь было.
– Давай-давай.
Достаю из воды блесну и протягиваю ему. Тот смеется. Прокуренный такой, жженный на солнце, тертый мужичок с папироской в зубах и хитринкой-занозой в подмигивающем глазу.
– Ты бы еще золотую прицепил, – ехидничает он. – Поиграй-ка, поиграй блесной в воде. Видишь, как она на солнце боками блещет. Так что подумай, студент.
И с этими словами плут отчалил, оставив облако дыма, пахнущего почему-то тряпкой, и прозрение в моей отупевшей от жары голове. Это же так просто! В прозрачной воде мои отполированные обманки скорее отпугивали рыбу. Копаюсь в своей коробке и натыкаюсь на черную невзрачную «Десну» из набора, которую, едва купив, я сразу же убрал с глаз долой за ее, казалось, неуловистый цвет. Лежащая на самом дне коробки с припасами, она, ко всему прочему, еще и поржавела, покрылась пятнами окисла и приобрела совсем уже бросовый вид.

На точно такие же блесенки, но отливающие золотом и медью, одинаково бойко ловились остроносые щурята и крупные волжские щуки. Поэтому были эти блесны в почете, не то что эта их родственница-золушка. Первые же забросы в том самом коряжнике, который я исхлестал вдоль и поперек, принесли мне двух бледных щурят. В прозрачной воде было видно, как из-под черных ветвей и коряжин выскакивали суматошно эти самые щурята-близнецы, бросались на блесну и, не хватая, провожали ее до плота, если их не устраивала скорость проводки и игра обманки. Заметив неподалеку от плота бурун с воронкой посередине, бросаю туда – и сразу же мягкая остановка. Видно, что это не худосочный «карандаш», обычно азартно футболящий блесну. Леска пошла в сторону. Всплеск! На поверхности показалась черная спинища. Вот тебе и раз! А местные говорили, что крупной щуки не стало. Мол какой-то арендатор по глупости спустил всю воду, а заодно – крупных щук и карпов. Леска зазвенела, а щука вдруг пошла под плот! И тут злополучная вертушка, болтающаяся выше блесны-замарашки, зацепилась тройником за бревно плота. Пытаюсь отцепить ее, встав на край, но намокший плот угрожающе кренится, и я отхожу к середине, тычу шестом в тройник вертушки. Поздно! Снасть, ставшая «глухой», не выдерживает, и моя нелюбимая прежде золушка уходит вместе с чудо-щукой. Беду мою видит хитрец мужичок на лодке-ботнике, но уже не улыбается, а только строго смотрит на воду, в которой вяло дремлет полуденное солнце.

Втеплые майские дни мы едем на Шапинский пруд. Поскольку рыболовы со мной начинающие, то это скорее прогулка на природу. Младшему Ивану шесть лет, а Женьке тринадцать стукнуло месяц назад. На пруду уже почти лето. Щебечут птахи в окрестных ельниках и березняках. По лугу, яркому от цветов, бродят коровы, позвякивая бубенчиками. На них тонким скандальным голосом покрикивает пастух, приложившийся к пластиковой бутылке, видимо, с местным мутным пузодером. С министерских дач тянет дымком и шашлыками. Вожделенно, до капающей слюны, страдает где-то «Фристайл»: «Ах, какая женщина, какая женщина! Мне б такую. » Мы ставим палатку под липами, на лугу. Оставляю Ивана на попечение Женьке и продираюсь в густой ельник, завешанный паутиной. Собираю дрова, чтобы потом не заниматься этим потемну. Пока я пилил поваленную ветром ель крупнозубой «одноручкой», а потом подтаскивал сушняк, Иван вконец промочил ноги, бегая по влажному лугу в коротеньких сапожках. Брат, конечно, был занят более важным делом: лицезрел коров и приручал деревенского кабыздоха – как выяснилось потом, на свою же голову. Запаливаю кострище, расстилаю рядом плащи и одеяла. Устраиваю сушилку для Ванькиной одежды. Сын возлежит рядом с костром, как аксакал, и пьет «Пепси» прямо из бутылки. От его колготок и сапог идет пар.

Потом мы плаваем на резиновой лодке и облавливаем спиннингом прибрежные заводи. Далеко отплывать не удается: на берегу ждет очереди один из сыновей, и уже звенит над прудом: «Па-а-п! А меня когда возьмешь?!» Лодка одноместная. Сразу двоих не уместить, да и не размахнешься тогда с блесной. Поклевка выпала на очередь Ивана. Нежданна была она в этот праздный суетливый выезд. Потому еще более дорога. Удилище согнулось, и метрах в пятнадцати выбросилась из воды щучка-травянка. В ее пасти свободно дринькнул лепесток окуневой вертушки. «Сойдет!» – мелькает паническое, а у сынишки, моего помощника и пассажира, другие проблемы. Он пугается и спрашивает тревожным шепотом:
– Пап, это кто, змея?
– Нет, Ванюшка! – досадую, смеюсь и одновременно вываживаю рыбину. – Это щука. Помнишь, которая Емелины желания выполняла?
– Это та самая?!
– Нет, – сразу отметаю «хэппи энд». – Ту давно съели волки.
Между тем щука уже под бортом, и я попросту беру ее «за шиворот».
– Поймали! – иглой вонзается мне в ухо, и я глохну на некоторое время. А на берегу в нетерпении бегает Женька и отчаянно просится в лодку. Вечером мы едим бабушкины пирожки и запиваем их клюквенным чаем. Щуку собираемся торжественно поджарить поутру, тем самым подтвердить статус настоящей рыбалки.

Я наваливаю под палатку сена из прошлогоднего стога и накрываю детей одеялами. Почти сразу раздается сопение. А мне не спится. Почему-то вспомнилось, может быть, по аналогии с названием, как мы жили семьей, отдыхали, рыбачили, работали на озере Шап. Здесь деревня Большие Шапы и соответственно – Шапинский пруд, в окружении ельника и лиственного леса, а там – озеро Шап, круглое и глубокое к середине, как воронка. А вокруг сосновый бор раскинулся на десятки километров. Говорят, на дне озера в многометровой толще мягкого ила-сапропеля костенеет провалившийся лес. Потому-то, мол, случается, и не находят там утопшего человека. Держат его на дне острые сучья. Так и стоят утопленники среди мертвых деревьев с открытыми глазами. Почему стоят и почему именно с открытыми глазами? Этого никто не может объяснить, но так, видимо, страшнее и таинственней. Что касается мертвяков, то окрест озера их действительно, наверное, не мало. Самые расстрельные места были в этих борах в те смутные тридцатые, когда судьбу человека определял черный воронок. Говорят, что в старом доме, куда нас поселили на озере, жили когда-то муж и жена. Хозяин был поляк. Чем-то он не угодил советской власти и скрывался от нее. Жег окрестные леса, как мог досаждал, но, видимо, сгинул от красноармейской пули. Его вдова так и жила в доме на озере. А потом тихо покинула этот мир. Рассказывают, что видели здесь ее призрак с фотографией в руке. И карточку, мол, находили в доме. На ней якобы темноволосый красавец в конфедератке. Нам призраков встречать не приходилось, но по ночам дом скрипел и постанывал деревянными косточками-стропилами наверное, от старости и пережитого за свой век.

Вода в Шапе светлая до голубизны. Когда-то в озере было много линя. Затем он исчез. Потом исчез окунь. Озеро зарыбили карасем и карпом. И теперь на заре нередко можно видеть игры полупудовых рыбин. Но карась берет там вяло и осторожно, а карп вообще отказывается от любой насадки. Самая распространенная добыча отдыхающих – чика-верховка, некрупная плотва, да кому повезет – щурята. Свободное время на Шапе я посвящал рыбалке. В росную зарю мы, стараясь не разбудить маленького еще Ивана и Ольгу, уходили с Димкой и Женькой на старый песчаный карьер. Там мы ловили золотых карасиков с пол-ладошки и осторожно несли их в ведре обратно к озеру.

Мы накачивали резиновую двухместку и еще задолго до рассвета проверяли жерлицы, выставленные с вечера, потемну. Снимали щук, насаживали карасиков и затем не выплыли отдыхающие на водных велосипедах, ловили у жерлиц сорожку. Потом шесты выдергивали, убирали до вечера. Иначе потом их не найдешь Все это издержки курортных мест. Но нередко в этом многолюдье и суете наши уловы были внушительно увесисты. Я даже построил рядом со старым домом коптильню. Там мы золотили свежепойманных рыбин ольховым дымком, и тогда над санаториями спортивными лагерями и стоянками «дикарей» зависал запах копченой щуки. Здесь же в коптильне жарились и шашлыки. Под мангал мы приспособили коптильную камеру-бочку. Рядом с коптильней стояли деревянные лавки. Было это место нашим клубом и нередко вспоминается мне, как собирались семьей у этого камелька, пили чай и смотрели на заходящее за лес ленивое солнце. Рядом с домом, в огороде, бродила заблудившаяся курица, сонно стрекотали цикады, а над соснами поднималась яркая луна. Мы долго слушали ночь, а потом уходили в дом.

Мои воспоминания прервали какие-то необычные звуки. Гляжу на детей: нет, они спят – набегались рыбачки. Что-то рядом с палаткой хрустит. Осторожно выглядываю и вижу. отчаянно удирающего пса, того самого кабыздоха, которого Женька приваживал. Он преспокойно сожрал нашу единственную щуку, оставленную на холодке у палатки. Не забыл пес, удирая, прибрать и остатки – даже косточек не осталось на траве. Чуть засветлело, я собираю спиннинг и крадусь к лодке, твердо решив, что без щуки с воды не уйду.

Легенды озера Шап… на дне с открытыми глазами

Пара легенд озера Шап и рыбалки. Есть легенда, что посреди озера Шап находится провалившийся лес, в котором стоят утопленники с открытыми глазами. Мол, зацепились за острые сучья в топлом лесу и поэтому не могут их найти. Говорят, провалившийся лес покрыт толстым слоем мягкого ила-сапропеля. Вот и не находят утонувших людей. Но почему они стоят и почему с открытыми глазами? Этого не знает никто. Но так страшнее…

Озеро Шап провального типа, в отличие от окружающих его других междюнных торфяных озер. Вода в нём не тёмно-коричневая, как, к примеру, в Большом Мартыне, а почти голубая, прозрачная, словно в реке. Вероятно, доля правды в легенде есть, и когда-то провалилась часть суши, а в яме образовалось озеро. Шап напоминает воронку, где в сужении воронки находится самая большая глубина около 14 метров. Это карстовое озеро. И дно у него можно достать. Нет там ни леса, ни утопленников стоящих в лесу открытыми глазами, как нет и толстого слоя ила, из-за которого озеро считается бездонным, по крайней мере, по легенде. Но многие смены отдыхающих пацанов-пионеров пересказывали эту страшную историю про утопленников, стоящих в лесу с открытыми глазами и все со страхом смотрели на коварное озеро без дна.

Сейчас эта легенда почти забыта, как забыто и то, что окрест озера в тридцатые годы были самые расстрельные места. Неподалёку Мендурское кладбище, где похоронены жертвы сталинских репрессий. Но по некоторым сведениям стреляли людей и рядом с Кокшайским трактом, бывшим в те годы грунтовой дорогой, стреляли и у озера. Здесь же и закапывали.

По другой легенде в бревенчатом срубовом доме, где мы поселились с семьёй на озере, раньше жили муж и жена. Хозяин дома был польского происхождения. Мстил и досаждал советской власти и был убит, видимо, во время перестрелки. Его вдова тихо дожила свой век в этом доме, а потом так же тихо ушла. Но, говорят, видели её призрак в доме, а потом и нашли фотографию, где был изображён красавец в конфедератке. Откуда взялась фотография? Потом её неоднократно находили в доме. Кстати, после того, как мы уехали из этого дома, на следующий год дом сгорел. Говорили, что подожгла его покойная жена того поляка-мстителя. Призрак, то есть… Вот такие истории связаны с этим озером.

Помнится, раньше приезжали мы на Шап с отцом на мотоцикле половить линя, крупных окуней, щуку. Тогда ещё не было здесь ни пляжей, ни строений. Сейчас это заорганизованное место отдыха с санаториями, детскими оздоровительными и спортивными лагерями, домами отдыха.

Думаете здесь нельзя ловить рыбу? Ошибаетесь.

Помнится, у того самого деревенского дома, с которым связана история о призраке, я построил коптильню. Поэтому часто над озером и санаториями плыл запах копчёной щуки. Поскольку жена работала в детском лагере педагогом дополнительного образования, а я бездельником отдыхал на озере, то у дома вскопал грядки, где была потом своя молодая картошка и зелень. Но рыбалка занимала у меня основное время. Утром мы тихо вставали с маленькими ещё сыновьями и уходили на бывший песчаный карьер, где дно уже заилилось и в небольшом озерце поселились караси. Мы ловили этих карасей размером меньше ладони и возвращались на Шап. Там я расставлял жерлицы вдоль противоположного болотистого берега, где не было пляжей и лагерей. Вдоль берега тянулась полоса кувшинок, откуда и выходили к жерлицам щуки. Приходилось дежурить у жерлиц. Однажды я оставил их, а потом рассказывали отдыхающие, мол, подплыли на катамаране к палочке, а там рогатка с натянутой леской. Взялись за леску, а из воды щука выпрыгнула и оборвала леску. После этого не оставлял я уже снасти без присмотра. Даже шесты после рыбалки прятал на берегу. Зачем отдыхающим на лодках надо было их обязательно выдёргивать и бросать на воду? Непонятно. Это цена за рыбалку в людных местах. Наш ведь человек не пройдёт просто так мимо чего-то непонятного, к примеру, мимо выставленной снасти.

Потом я приноровился выставлять хитрые снасти, которые трудно классифицировать. Это идущая от колышка на берегу леска, проходящая кувшинки и за ними заканчивающаяся грузилом и далее поплавком у дна, под которым бойко шнырял живец на крючке. Эти замаскированные снасти и приносили мне потом щук.

Источники:

http://www.rybak-rybaka.ru/articles/888/12038/
http://fishx.org/legendy-ozera-shap-na-dne-s-otkrytymi-glazami/